Анатолия гармаева этапы нравственного развития ребенка

Конечно, отвлеченно говоря, вполне можно допустить, что речь идет о гениальном исследователе — самородке, который за эти 10 лет до всего дошел своим умом, написал при этом 7 монографий со множеством открытий, вообще, «отыскал всему начало» и «многое понял». Но по меньшей мере с той же степенью вероятности можно допустить и более простое и естественное объяснение — речь идет о высокомерном графомане и научном проходимце, не владеющим самыми основами научно-педагогического исследования, ни имеющего даже положенного здесь стажа светской педагогической деятельности, который, уж не знаю, с чего именно, смиренно решил, что он может вести детей в Царство Небесное, а также — устраивать их земные судьбы, душевную, и личную жизнь.

Гармаев пишет, что им за эти годы подготовлены 30 священников, несколько монахов и монахинь. Опять же, неясно включают ли в себя эти 30 священников тех, кто был рукоположен из числа слушателей катехизаторских курсов, а также — из числа студентов волгоградского епархиального училища, от которого к середине 90х отделилось сергиевское училища самого о. Гармаева.

Далее, а о чем, собственно, говорит эта цифра? Училище для того и создается, чтобы готовить кандидатов к рукоположению, решение о котором принимается, естественно, не о. Гармаевым, а правящим архиереем. Ну да – за 10 лет работы 30 человек рукоположили. Но втрое больше рукоположили из студентов волгоградского епархиального духовного училища — сотрудники
которого совсем не объясняют всему миру про «Психопатический круг в семье», про то, как же именно следует «обретать себя».

Гармаев говорит, что духовник Свято — Пантелимонова монастыря на Афоне «не нашел в нем ничего неправославного». Но из этого следует только то, что наш духовный и педагогический писатель не умеет исповедоваться — или же исповедуется лицемерно — неужели смиренный монах мог одобрить практику «благословений на браки», часто — помимо воли самих брачуюшихся, благословения времени зачатия — и подобные вещи, творимые о. Гармаевым? Он что — старец духовный? Живет в Боге? Скорее всего, Гармаев все это нагло скрыл на исповеди у духовника Свято – Пантелимонова монастыря, которым теперь прикрывается.

Гармаев заявляет, что «Начертания христианского нравоучения» св. Феофана Затворника — это настольная книга в его духовной школе. Но неужели из нее он вычитал про «уточку» — и другие подобные гадости, включая жестокий нравственный террор по отношению к ученикам? Неужели Владыка Феофан учил этим издевательствам постами, учил за какие-то «провинности» сажать учащегося — молодого светского человека — на стакан чая в день, лишать его сна и покоя? Учил привязывать к себе духовных чад как собачонок? Учил тому, что » в городах нет спасения»?

Я считаю, что долг всех православных христиан поддержать инициативу Александра Дворкина — и вывести на чистую воду ту возглавляемую о. Гармаевым организацию, которая именует себя православным училищем.

Я не уверен в том, что Митрополит Волгоградский и Камышинский Герман — человек в высшей степени терпеливый и не склонный к резким решениям — в курсе всего этого, но мне доподлинно известно, что Владыка не раз благословлял уважаемых представителей духовенства епархии проводить с о. Гармаевым профилактические беседы на предмет его возможно нетрадиционной практики.

Евгений Мавродиев

Приступая к изложению материала, необходимо определить сам предмет нравственной психологии, его главное содержание.

Нравственная психология – наука, которая раскрывает психологию человека с позиции его нравственного развития. Своим содержанием она открывает путь к формированию нравственных оснований в человеке.

Нередко задают вопрос: «А почему именно нравственная психология, почему не психология нравственности?» Для современной психологии более характерно нравственность сделать именно предметом. Психология как наука имеет областью своего изучения человека, его внутренние душевные движения, способности, возможности. При таком понимании и нравственность должна стать предметом психологического исследования. Так оно, видимо, и происходит в традиционной психологии, и ученый, называющий себя психологом, вполне может заниматься нравственностью как предметом.

Когда нравственность становится понятием, с ней можно делать многое: анализировать, синтезировать, расчленять на составляющие, наблюдать ее эволюцию, движение, структуру.

Однако в самом человеке существует нравственное как его собственная жизнь, как то, что движет его внутренним поступком, определяет его чувства, характер его мыслей.

можно собственное нравственное сделать предметом исследования. И здесь два пути. Один из них – умом или рассудком распознать происходящее в собственной душе. Второй путь – из глубины души ее разумной силой охватить взором движения сердца. Здесь душа саму себя познает в живом дыхании нравственного в ней. Из этого же, от души к душе, можно вслушаться в нравственное другого, почувствовать человека внутренним чутьем или с первой встречи иметь впечатление о нем. Такая психология исходит из нравственного, а не из рассудка, и психологией нравственности никак не может быть, хотя предметом ее будет нравственное другого.

Такое нравственное не может быть только предметом интеллектуального изучения, ибо полностью описать его невозможно. Полностью его может исследовать только сам человек, ибо только он может знать в себе то нравственное и то сокровенное, что происходит в глубине души как истинный поступок, как красота его внутреннего переживания, как опыт обретения в себе нравственного.

Только встретившись с собственным сокровенным, с возможностью внутренней, нравственной красоты, которая потенциально или реально, но непременно существует в каждом, человек может преобразоваться в нравственного. В этом – принципиальная разница между психологией нравственности и нравственной психологией.

В психологии нравственности возможен исследователь, который напишет диссертацию о нравственных качествах и свойствах, возможен докладчик, который будет говорить о высотах нравственного поведения и действия. При этом и исследователь, и докладчик могут быть людьми глубоко безнравственными.

Если такая ситуация возможна в области изучаемой нравственности, то в нравственной психологии это немыслимо изначально. Ибо человек, возрастающий в нравственной психологии, непременно встречающийся с собственным нравственным, не может попирать это нравственное в себе. Непременно соглашаясь с нравственным в себе, в своих действиях, поступках и сердечных расположениях, он будет исходить из нравственного. Отсюда в нравственной психологии происходит постоянное изменение самого человека для обретения нравственной красоты.

В психологии нравственности такое изменение вовсе не обязательно. Там достаточно знания о нравственности, умножения этого знания и возможности передачи, пересказывания этого своего знания другим людям. При этом становиться самому нравственным не требуется. Неудивительно, что в психологии нравственности возможно бесчисленное множество преподавателей этики и нравственности, которые в своей реальной жизни вовсе не исполняют того, о чем они говорят.

В области же нравственной психологии обретение нравственной красоты начинается с самого исследователя, с самого говорящего. И если педагог или воспитатель сам не обретает в себе источников нравственной красоты, не реализует в своих силах души и в сокровенных движениях их, то подлинно нравственное воспитание подопечных для него невозможно.

Однако для многих подобное лицемерное состояние души обычно воспринимается как нормальное. И поэтому у такого преподавателя ученик будет схватывать прежде всего его душевную неправду. Но рано или поздно он поймет, что все это – одни лишь красивые, но пустые слова. К сожалению, именно поэтому сегодня для многих школьников лицемерие становится нормой поведения. На словах – одно, а на деле – совершенно другое.

В нравственной психологии и педагогике такое рассогласование слова и дела невозможно. Цели и задачи нравственной психологии и педагогики в том, чтобы соединить внутреннюю жизнь человека со словом, которое он произносит. И если он словесно учит детей каким-то нравственным поступкам, соответственно, он должен учить этому и своей реальной жизнью.

Опыт работы с учителями и вообще с человеком обнаруживает, как далеко не просто реализовать в себе этот образ нравственной красоты. Оказывается, требуется специальная внутренняя работа, которую человек должен регулярно исполнять для того, чтобы восстановиться в нравственной красоте, которая когда-то была им потеряна. В этом смысле мы можем сказать, что область нравственной психологии и педагогики является областью инонаучной. Что это значит? Значит ли, что это нечто, противоречащее науке? Нет – это нечто иное. В чем же иное? Иное в смысле – иная область, иная сфера действий. При этом все научное принимается в область ино-научного особым образом.

Наука рассматривает предмет самостоятельно от исследователя. Сам ученый не отвечает за изучаемый объект, как бы себя этот объект ни повел. Например, атомные исследования и родившаяся из них бомба. В нравственной психологии ученый (психолог) и предмет изучения составляют неразрывное целое. Нравственное как предмет всегда остается в нравственном исследователя, будь то ученый, педагог, врач, любой человек. Или то же самое можно сказать подругому.

Нравственное, обращаясь к любому предмету, не оставляет его в произвольном движении. Оно ответственно за развитие предмета, к добру или ко злу пойдет оно, к устроению или хаосу, к тьме или свету. Предмет в поле зрения нравственного не может созерцаться безотносительно от его природы – доброй или злой. Поэтому что-либо в предмете, будучи злым по природе, не может быть едино с нравственным. Оно будет отторгнуто. Только все доброе в предмете будет воспринято нравственным как сродное его природе и составит утешающее или удовлетворяющее одно с ним.

Другое различие научного и инонаучного заключается в том, что наука занимается однотипными повторяющимися явлениями.

В инонаучной области не одинаковое, а как раз наоборот различное является предметом внимания прежде всего.

Всякий человек является личностью, несет в себе оригинальное, уникальное, непохожее на других людей. И в этом его внутренняя красота – красота человека, изначально сотворенного в любви, человека, который именно в этой своей неповторимости может быть любим.

Мы знаем, что предметы ремесла, которые непосредственно сделаны руками человека, не похожи друг на друга. Казалось бы, внешне вазы, которые сделал мастер, одинаковы, но вглядись в каждую – и увидишь, что одна отличается от другой. Особенно у выдающихся мастеров, которые с великой любовью делают любую вещь, будь то ваза, меховое или вязаное изделие, – они несут на себе отпечаток особой любви, особое состояние мастера, в котором он выполнял и творил именно данный предмет. И в этом – уникальность вышедшего из-под рук мастера.

Подобным образом руками Творца созидается человек, его бессмертная душа. Конечно же, в каждой душе есть все то, что роднит ее со всеми остальными людьми, что свойственно ему как человеку, что вообще свойственно всем людям. Но особо любимым делает его то, что выделяет его среди других. По-этому встреча с уникальностью, неповторимостью другого составляет для любви особую радость. Именно такой характер отношения человека к человеку является ведущим в нравственной психологии и педагогике, именно в этом область нравственной психологии является инонаучной – ибо здесь значима встреча с уникальным другого человека, ученика, воспитанника.

Напротив, все злое в человеке – в родителях, в педагогах, учителях, вообще во взрослых людях – гасит все уникальное, пытается разнообразие превратить в единообразие, свести все к одинаковости, нивелировать личный облик ребенка. Педагогика, которая идет к такому единообразию, является ложной, не нравственной.

Наконец, третье различие науки и инонаучной области заключается в разнице мышления. Научное мышление, обращаясь к бытию мира (миробытию), воспринимает его в виде некой статической картины мира. Таковы классические философские системы (Платона, Гегеля), таков и естественнонаучный подход. Вместе с тем в XX веке начало развиваться новое направление мышления – экзистенциональное, где понятие «бытия» вытеснено понятием «существование – экзистенция». Протоиерей Михаил Дронов в своей работе «Экзистенция и опыт в православном мышлении» («Альфа и Омега». М. 1998. №4) пишет: «Бытие непостижимо и вечно, а опытное переживание собственного существования познается в каждое мгновение, здесь и сейчас… Экзистенциональное мышление представляет реальность в виде потока явлений как непрерывный динамический процесс, внутри которого обнаруживает себя познающий его субъект…». Здесь экзистенция как сумма внутренних и часто очень запутанных ощущений, т.е. субъективная эмпирика – постоянно меняющаяся стихия, – противопоставляется «вечному и непостижимому» бытию. И далее: «Смысл жизни заключается в самой жизни, а не в выводах, соделанных из нее. Он – в переживании самого течения жизни. Поэтому к жизни надо относиться как к непрерывно воспринимаемому опыту, а не как к решению задачи, совпадающему или не совпадающему с ответом в конце учебника». Экзистенциональное сознание, пытаясь преодолеть статичность и материалистическую тяжесть бытия, склоняется в субъективную подвижность и надмирную возвышенность личного внутреннего мира человека. При этом отлагается необходимость канонов, догматов, правил, тех самых выводов, в которых фиксируется и удерживается от воздействий стихий исторического времени личный опыт чистоты, правды и истины. Личный опыт становится самоценным и достаточным. Он не требует ни с чем сверки. Он оправдывается уже тем, что доставляет человеку, его переживающему, чувство полной, счастливой и вполне уверенной жизни. В философии это привело к материализму. В современной западной психологии – к подсознательному и мистическому миру, где добро и зло перемешалось и перепуталось. Один из ведущих философов XX века Ханс-Георг Гада-мер, возвышая значение личного опыта, пишет: «Диалектика опыта получает свое подлинное завершение не в каком-то итоговом знании, но в той открытости для опыта, которая возникает благодаря самому опыту». «Опытен в собственном смысле слова тот, – делает вывод Гадамер, – кто помнит о человеческой конечности, тот, кто знает, что время и будущее ему не подвластны… Познание того, что есть на самом деле, – таков, следовательно, подлинный результат всякого опыта, как и всякого стремления к знанию вообще» (Гадамер Х.-Г. «Истина и метод». Цит. по: «Мир философии. Книга для чтения». М. 1991. С. 579).

Память о конечности земной жизни и в особенности опытное чувство и знание, что время и будущее нам не подвластны, ведет человека либо к отчаянию, либо к упованию. Если в конечность и неподвластность земного бытия не войдет надмир-ная сила и личной любовью не возьмет в заботу и попечение каждого отдельного человека, тогда ему останется после смерти или какое-то место в памяти потомков, или небытие.

Выход из этого лично неразрешимого тупика начинается с того момента, когда во внутреннем опыте сознания или чувства человек слышит явственную потребность обращения к невидимому Богу, существование Которого с возрастающей ясностью он все более прозревает в своей душе. С этого времени внутренний опыт перестает быть субъективным. Вместо него начинает быть синергия человеческой воли и благодати Бога, где благодать ведет человека так, как ей угодно.

Экзистенция освещается религиозностью. Человеку требуется вырваться из собственного существования в новую жизнь – жизнь в Боге. И уже об этом религиозном опыте протоиерей Михаил Дронов в своей работе пишет так: «Опыт религиозный – не „научный“ факт, воспроизводимый в эксперименте и поддающийся описанию математическим языком: он всегда уникален, неповторим и не фиксируется в качестве объекта „научного“ наблюдения».

В то же время, добавим мы к приведенным словам, религиозный опыт переживаний – это движение, борьба, восстание из человеческого в Божие, от человека с его поврежденною и изуродованною душою навстречу Богу. Тогда религиозное мышление, выходящее из такого опыта, не есть выявление научной истины и не исследование самосуществования (экзистенции). Оно становится обращением к откровению, пережитым святыми отцами Церкви, и одновременно фактом личного участия человека в евхаристическом таинстве церковного богослужения.

В таком случае нравственная психология и педагогика уже опирается на начатки религиозного мышления, которое пробуждается в душе человека, ищущего правды и истины в Боге.

Нравственная психология и педагогика выделяет в человеке три начала: телесное, душевное и духовное. Каждое из этих начал может совершенствоваться, человек может стремиться к идеалу, восстанавливая в себе образ Божий, а может падать, деградировать, низвергаться в пучину зла. Известно также, что воспитанный ребенок или воспитанный человек – это человек, в котором реализуется некоторая красота как в душевном, так и духовном.

Сегодняшний мир почти не знает области духовного, так как эта область непосредственно связана с религией. Ничего не подозревая об этом, большинство людей духовное отождествили с искусством, хотя известно, что искусство, культура есть всего лишь проявление вовне того, что является подлинно духовным.

Известно, что культура, особенно сфера искусства, получила свое интенсивное развитие в те исторические моменты, когда духовное в человеке начинало интенсивно падать. Упадок духовного в народе привел к тому, что лучшие из представителей сферы искусств стали пытаться доносить смыслы духовного, а значит, религиозного, до конкретного человека языком душевным. Душевным языком изложено классическое искусство: литература, живопись, музыка. Именно оно доносит до современного человека смыслы религиозной истины, смыслы духовного, сокровенного, проникновенного, того, что духовный человек узнает через религиозный опыт. И если поначалу человек слышал и внимал призывам художников, писателей, музыкантов по восстановлению внимания к духовному, то затем он сделал для себя их произведения единственным началом духовного и поставил их на место первоисточника. В дальнейшем, по мере оскудения духовного общества, он стал отвергать и произведения самих классиков по причине непосильности и ненадобности для себя раскрываемого ими «слишком глубокого» смысла.