Депрессия мамы ребенку 3 года
«У меня столько проблем, что мне не до депрессии», – непременно кто-нибудь скажет, когда речь заходит о депрессии. «Я на трех работах работаю, мне детей поднимать надо». «У меня ребенок-инвалид, я не имею права на депрессию». Парадоксальным образом чаще всего это можно услышать от мам, чья тяжелая, запущенная депрессия уже бросается в глаза окружающим.
«Я не имею права болеть, у меня дети» – это на самом деле значит, «у меня мало ресурсов, и я не буду их тратить на себя, только на детей, поэтому я буду игнорировать свою болезнь». Беда в том, что дети от этой позиции не выигрывают: материнская депрессия вредит развитию и благополучию ребенка из года в год.
Напрасная жертва
Ученые давно знают: депрессия матери напрямую отражается на ребенке. Происходит вот что: мама замыкается, меньше общается с ребенком, а если общается, то только командами (стой, перестань, дай, плюнь, нельзя). Мама не улыбается, не обнимает, не ласкает ребенка. Детские крики и плач не вызывают у нее сострадания – вызывают боль и ощущение «опять ему от меня что-то надо».
Ей вообще все чаще кажется, что все, что ребенок делает, делается из вредности, ей назло, что это сознательное скверное поведение. Мама становится раздражительной, она кричит на ребенка, она может его отшлепать, ударить, трясти, может игнорировать его (некоторые исследования напрямую связывают жестокость по отношению к грудным младенцам с материнской депрессией).
Это вредно в любом возрасте – и грудничкам, и взрослым (да-да, отсутствие материнской поддержки и тяжелые проблемы у матери и в отношениях с матерью способствуют развитию депрессии у взрослых людей).
Мама по-своему интерпретирует не только поведение ребенка, но и поведение мужа, и его участие в жизни ребенка (поэтому специалисты, которые работают с проблемными семьями, советуют не принимать на веру мамину оценку отцовских родительских способностей, а делать поправку на ее депрессию).
Серьезно ухудшает ситуацию нездоровье ребенка и проблемы с поведением: причем здесь связь тесная, всесторонняя: во-первых, есть общие генетические предпосылки, отвечающие за появление проблем у мамы и у ребенка; во-вторых, мамина депрессия ухудшает поведение ребенка; в-третьих, поведение ребенка и реакция на него окружающих ухудшают мамино состояние.
Одновременно, разумеется, портятся и отношения с мужем. В конечном итоге семейная жизнь закручивается в тугую спираль, и уже не разберешь, что первично, а что вторично, и выскочить из этой затягивающейся петли не у всякой семьи хватает ресурса. Более того – такую семейную ситуацию еще усугубляют дополнительные проблемы: низкий социально-экономический статус семьи, низкий уровень образования, нестабильные доходы, необходимость заботиться об инвалидах в семье.
Как выпутываться? Мама направляет все силы и средства на стабилизацию хозяйства и заботу о ребенке – и ничего не выходит.
Но попробуй только заговорить с измотанной и депрессивной мамой о ее собственном душевном здоровье – и услышишь, что ребенка оставить не с кем, что у него нет зимней обуви, что его еще надо к лору отвести, что квартплату опять повысили, что на платных специалистов у нее нет денег, а у бесплатных она уже была, пять посещений и до свиданья, только душу растравят и все, и ни в какой психдиспансер она не пойдет, потому что при ее жизни не до глупостей… И помощь она не очень готова принять, и много ресурсов, и много системных решений, которых просто нет и непонятно когда будут.
Но посмотрим, что тем временем происходит с ребенком, во имя которого приносятся все эти жертвы.
Депрессия мамы и развитие ребенка
Журнал Pediatrics and Child Health (Педиатрия и детское здоровье) в 2004 году опубликовал подробный анализ почти сотни исследований, посвященных влиянию депрессии матери на развитие ребенка. Влияние это, как показывают исследования, велико и разрушительно на каждом этапе развития ребенка.
Во время беременности
Депрессия приводит к ухудшению питания плода; больше вероятность выкидыша, преждевременных родов, преэклампсии и рождения ребенка с низким весом.
В возрасте до года
Мать и грудной ребенок – это неразрывное единство, ребенок без мамы не может. Депрессивная мама меняется: теперь она относится к ребенку или неприязненно, или отстраненно. В первом случае она вмешивается во все, что ребенок делает, а он на нее злится, отворачивается, старается ограничить ее вмешательство и защитить себя. Даже если с таким ребенком пытается заниматься другой взрослый, не страдающий депрессией, ребенок может начать защищаться от него.
Во втором случае мама слабо реагирует на ребенка, не проявляет чувств, не поддерживает его. Ребенок не может с этим справиться – и сам становится отстраненным, пассивным, пытается сам себя успокаивать: сосет палец, раскачивается в кровати. Появляются проблемы с вниманием, возбуждением и торможением.
Интеллектуальное развитие тоже страдает: мама не дает ребенку нормальной обратной связи: туда ли он ползет? Можно ли нажимать эту кнопку? Правильно ли он собрал пирамидку? Ясно ли произнес слово? К году дети таких мам меньше пытаются исследовать мир, хуже набирают вес (у них хуже развивается моторика и речь).
В дошкольном возрасте
Мама в депрессии не может научить ребенка решать проблемы и правильно относиться к неудачам. Некоторые исследования показывают, что такие мамы не могут установить границы приемлемого для своих детей, а если устанавливают их – то не могут добиться, чтобы дети их соблюдали.
У детей появляются проблемы в общении с другими людьми. Они предпочитают простые игры и физическую возню более сложным и творческим играм. Дети начинают проявлять агрессию; у некоторых она направлена на других людей, у некоторых на себя (в первом случае в дальнейшем могут появиться серьезные проблемы с социализацией, во втором – депрессия у ребенка).
Исследования показывают, кстати, что особенно опасна материнская депрессия для мальчиков – у них хуже, чем у девочек, попавших в такую же ситуацию, развивается речь и крупная моторика, они хуже справляются с тестами, определяющими развитие интеллекта.
В школьном возрасте
Здесь проблемы с социализацией и депрессия становятся очевидными; проявляются проблемы со здоровьем. Ситуация усугубляется, если ребенок не получает от родителей поддержки, а в семье постоянные конфликты.
У детей чаще развиваются психические заболевания: прежде всего депрессия, кроме того – тревожные расстройства и расстройство поведения. Американский психиатр Констанс Хаммен и ее коллеги сравнили уровень психических заболеваний у детей матерей четырех групп: здоровых, страдающих монополярной, или большой, депрессией, страдающих биполярным расстройством (это то, что у нас по старинке именуют «маниакально-депрессивным психозом) и хроническими заболеваниями, не связанными с психикой.
Самый высокий уровень психических расстройств наблюдался у детей мам с монополярной депрессией. Впрочем, в этом случае трудно установить, что первично – генетическая предрасположенность или поведение депрессивной матери. Точно так же трудно выяснить, чем обусловлена плохая успеваемость таких детей, их проблемы с вниманием и трудности в изучении математики.
Известно, что большой депрессией страдают 40% матерей детей с синдромом дефицита внимания и гиперактивности. Весьма возможно, что между этими состояниями существует генетическая связь. Но плюс к генетической предрасположенности – депрессия мамы ухудшает поведение и успеваемость ребенка, они влекут за собой негативную реакцию окружающих, все это усугубляет депрессию, она, в свою очередь, ухудшает поведение ребенка… Снова заколдованный круг, снова скручивается спираль, – и если вовремя не обратиться за помощью, обстановка в семье и душевное здоровье ее членов неуклонно ухудшаются.
Материнская депрессия тесно связана с детской. Исследования показывают: если мама лечится – ребенку становится лучше. Если она перестает лечиться и симптоматика депрессии возвращается – ребенку в течение следующих девяти месяцев тоже становится хуже.
Врачи, проводившие исследование, объясняют это тем, что мать в состоянии ремиссии может разговаривать с ребенком, слушать его, что возрастает ее привязанность к ребенку. Привязанность – ключевое здесь слово. Депрессия лишает ребенка материнской привязанности, и он растет сиротой при живой и даже социально благополучной матери. Безразличие к ребенку – одно из самых тяжелых последствий материнской депрессии. Ребенок воспринимается как бремя, а то и как мучитель.
В подростковом возрасте
У подростков, чьи родители страдают депрессией, значительно выше уровень психических расстройств (депрессия, тревожные расстройства, расстройство поведения, злоупотребление алкоголем и наркотиками) – даже если сравнивать их с детьми из семей того же социально-экономического уровня, расстройства эти начинаются раньше, протекают тяжелее, чаще сочетаются с другими диагнозами.
Есть данные, свидетельствующие, что дети страдающих депрессией матерей раньше начинают курить.
Про учебу на этом фоне, кажется, и так все понятно. Душевного здоровья маме это все не добавляет. И снова – заколдованный круг.
Группы риска
Мамы с низким образовательным уровнем, из семей с низким социальным статусом и нестабильными доходами.
Мамы, у которых в семье есть случаи депрессии или других психических заболеваний.
Мамы детей-инвалидов. Они особенно подвержены депрессии – и потому, что живут в состоянии постоянного стресса, и потому, что жизнь с инвалидом, особенно по психическому заболеванию, – это хроническая психическая травма, и потому, что им не хватает сил и денег, и потому, что они физически не могут пойти к врачу, если не с кем оставить ребенка. Матери инвалидов – группа риска по депрессии даже в более благополучных странах, чем наша.
И во всех этих случаях – и не только в этих, но и в обычных семьях, где закрутилась депрессивная спираль, семьям нужна серьезная комплексная помощь – в наших условиях чаще всего недоступная. Комплексная – это скоординированная медицинская, психологическая, социальная, образовательная помощь. Наладить такую систему помощи – это вам будет и профилактика подростковой преступности, и профилактика школьной неуспеваемости, и оздоровление детей (может, даже не понадобится вводить четвертый урок физкультуры в неделю), и профилактика разводов, и профилактика суицидов, и снижение уровня семейного насилия, и профилактика социального сиротства…
«Плохой ребенок» и «плохая мать»
Почему же депрессия так разрушительно влияет на ребенка? Ключевой фактор здесь – материнский негативизм. Депрессивная мама считает себя плохой матерью, терзается чувством вины и стыда за себя и своего ребенка (школа, детсад, поликлиника, транспортные попутчики и, как это ни печально, домашние охотно добавляют ей переживаний этого сорта).
Мама чувствует себя беспомощной и бессильной. Ей кажется, что она не может справиться с воспитанием ребенка – и она чаще прибегает к жестким репрессивным мерам. Такие мамы чаще дают своим детям негативные оценки. При этом известно, что сами по себе негативные оценки, независимо от того, как ребенок себя ведет на самом деле и насколько у него выражены проблемы поведения – это стойкий прогностический фактор появления таких проблем.
Если мать (страдающая депрессией или здоровая – неважно) во время совместных игр постоянно командует ребенком, если не хвалит его и часто критикует, если чаще проявляет неприязнь, чем нежность, если не радуется, когда ребенок справляется с трудным заданием, у этого ребенка со временем неизбежно появляются проблемы поведения.
При этом один из самых мощных факторов влияния – это негативные характеристики: он такой-сякой, он плохой. Чем больше мама склонна делать глобальные выводы (он справился с заданием не потому, что постарался, а потому, что способный) и ожидать от ребенка плохого (он точно не ляжет спать, если я ему скажу ложиться) – тем хуже.
В ходе многолетних исследований ученые увидели, что родительские окрики, негативизм и нетерпимость присутствовали еще тогда, когда дети не проявляли серьезных отклонений в поведении. А значит, эти родительские реакции – не результат детского проблемного поведения, а его причина (или, по крайней мере, одна из причин).
Уже через год такого родительского отношения у детей появляются отклонения в поведении, даже если ребенок изначально здоров и не страдает поведенческими расстройствами. А если страдает – тем хуже исход. Если мама считает, что ребенок плохой и делает все ей назло, то появится и непослушание, и вызывающее поведение, и антисоциальные наклонности.
Известно, кстати, что у детей с СДВГ материнская депрессия – второй по значимости фактор, влияющий на общий антисоциальный исход расстройства (первый – выраженность симптоматики).
С другой стороны, известно, что второй по значимости фактор, влияющий на благополучный исход (опять же, после выраженности симптоматики) – это наличие одного принимающего взрослого.
Уж на это повлиять – в наших силах.
Что помогает?
Легче справляются с этим всем покладистые дети с легким характером. Помогает отцовская забота: известно, что уже груднички охотнее общаются со здоровым папой, чем с депрессивной мамой.
Помогает общение с другими членами семьи, которые больше принимают ребенка и меньше его ругают.
Помогает, если находится взрослый, способный объяснить ребенку, что происходит с мамой, и дать ему понять, что он в этом не виноват.
Помогает обучение мамы техникам релаксации и самоконтроля, а также эффективным методам воспитания, особенно если у ребенка есть проблемы поведения. Помогает научить маму отказаться от глобальных обобщений – он всегда, он никогда, он плохой, он неспособный…
Помогают группы поддержки для мам, находящихся в похожей ситуации – особенно если у ребенка есть медицинские проблемы. А вот участие в обычных родительских форумах не помогает – наоборот, создает ощущение «все люди как люди, а я крокодил».
Помогает даже, когда мама осознает, что с ней происходит, и чаще занимается тем, что приносит ей удовольствие.
Но больше всего помогает обращение к специалистам. Лечение, психотерапия, семейная терапия.
А для начала надо хотя бы понять, что проблема есть. Надо научиться узнавать ее в лицо – по вине, по отчаянию, по желанию сдохнуть или хотя бы просто тихо исчезнуть, по плаксивости или неспособности плакать. По неспособности радоваться. По душевной боли.
Депрессия еще тем ужасна, что человек, у которого ресурсы на нуле, окукливается и замыкается, сберегая последние остатки душевных сил; его трудно растормошить, тяжело убедить обратиться к специалисту, депрессия как будто сама себя охраняет. И от близких здесь требуется максимум деликатной настойчивости и ненавязчивой заботы, чтобы найти помощь и добиться, чтобы ее приняли.
Если есть сомнения – оно это или еще не оно, то существуют онлайновые тесты (Бека и Зунга) на определение уровня депрессии; они не диагностируют депрессию, а только обрабатывают информацию и рекомендуют обратиться к врачу, если присутствует депрессивная симптоматика. Эту рекомендацию лучше не игнорировать: мало ли чем эта симптоматика обусловлена.
Вот чего точно не стоит делать – это, пройдя тест и получив результат «выраженная депрессия», мрачно вывешивать его в соцсетях, сопровождая смайликами или комментарием «депрессия для слабаков, а мне некогда». Не стоит гордиться своим мужеством: нет никакой доблести ни в перенесенной на ногах пневмонии, ни в отказе от стоматологической помощи при флюсе, ни в отказе от помощи при депрессии.
Это не медаль «Материнская слава» и даже не мученический венец – это боль и гной в душе; этим не гордятся, это лечат. Это и не свидетельство самоотверженной заботы о других. Разумеется, другие проблемы есть всегда, и всякая заботливая мать семейства обычно ставит интересы ребенка и семьи выше собственных.
Но это как раз тот случай, когда «сначала наденьте кислородную маску на себя, а потом на ребенка».
Иначе – все задохнутся.
Источник
Многие считают, что психология — это когда винят маму и папу в несчастном детстве, бесконечно жалуются, жалеют себя и дружат за деньги. В моем представлении психология — это когда изучают внутренние механизмы, мешающие человеку чувствовать полноту жизни. Возвращая себе способность быть живым, он вместе с тем открывает в себе любовь, благодарность и умение трудиться.
Что переживают дети, мать которых в депрессии?
Мы не знаем, почему одни и те же события кого-то побуждают к борьбе, а кого-то ломают. Мы не знаем, почему одни люди рождаются чувствительными, а другие активными. Мы не знаем, почему у одних много ресурсов с рождения, а к другим судьба отнеслась явно несправедливо, лишив здоровья, сил, а то и адекватного окружения. Психология может предложить один из вариантов разобраться, что теперь со всем этим наследством делать.
Сегодня я хочу рассказать о том, что происходит с детьми, чьи близкие находятся в депрессии, отрицая при этом ее наличие. К моему большому сожалению, человек, не вкусивший жизни, может быть уверен, что он умеет любить, благодарить и заниматься любимым делом. И детей учит собственному пониманию того, как правильно имитировать любовь, благодарность и творчество. И саму жизнь.
Именно с такой ситуацией, как мне кажется, столкнулась автор статьи «Мои родители себя похоронили» Валерия Малкина. Она очень хорошо описала это дыхание смерти, которое исходит от людей, по какой-то трагической случайности запретивших себе быть живыми, научившихся ювелирно избегать умения чувствовать и быть целостным.
Вы услышите от них постоянно повторяемые житейские и религиозные мудрости о том, почему нельзя хотеть и получать удовольствие. Даже если составители поговорок и благочестивых историй имели в виду что-то другое, наши герои найдут способ объяснить, что на самом деле все ровно так, как говорят они: смерть вызывает намного больше воодушевления, чем жизнь.
Все разговоры будут каким-то образом упираться в смерть. Будут фигурировать запасы на черный день, любовь к жутким передачам по телевизору, от которых вам станет тоскливо уже при звуке музыкальной заставки (а вашим родителям совершенно нормально), походы по врачам, а то и целителям, прием странных таблеток по расписанию и горстями (часто эти таблетки врач назначил соседке, но ей же помогает!) и бесконечные разговоры о том, как страшно жить и как скоро помирать.
Разворачивая психологическую составляющую такой истории, я неминуемо коснусь родителей этих людей, а также родителей их родителей, и даже, возможно, еще двух-трех поколений этой семьи. Но не для того, чтобы обвинять: вина не собирается ничего решать, ей хочется только снизить накал проблемы. Моя задача — вернуть человеку ответственность за свою жизнь и назвать своими именами те вещи, которые сформировали его привычные способы избегать зрелого удовольствия. Понять, прочувствовать, прожить, отпустить, похоронить. И освободить место благодарности, любви и созидательному труду.
Что воля, что неволя, все одно…
Помните фильм «Амели»? Интересная девочка, рассматривающая жизнь немного со стороны, но принимающая в нем самое активное участие, используя богатое воображение. В детстве она выбирает мир фантазий и дружбу с выдуманным крокодилом, чтобы хоть как-то скрасить свое невыразимое одиночество. Ее маму намного больше интересует несуществующий сын, чем реальная дочь, а папа считает, что у его чада порок сердца, таскает ее по врачам и добивается запрета на поход в школу.
Потом мать умирает, отец уходит в нескончаемый траур, а девочка все свои силы тратит на то, чтобы вернуть к жизни знакомых и незнакомых людей, предпочитая при этом непрямую коммуникацию. Ее главным желанием становится желание сделать других счастливыми. В реальной жизни Амели не настолько преуспевают, даже если находят способ высылать своим близким со всего мира фотографии садового гнома. И тогда заиграться в спасение окружающих от их внутренних драконов можно на всю оставшуюся жизнь. Свою непрожитую жизнь.
Расскажу еще одну историю. Она закончилась достаточно хорошо. По крайней мере, точно обогатила мировой психоанализ описанием интересного феномена: синдрома мертвой матери. Речь идет о переживании ребенка, чья мама не умерла, но фактически им не интересовалась. При этом отец был также отстраненным, занятым или отсутствовал вовсе. Как правило, в истории не фигурирует и других значимых взрослых, будь то бабушка с дедушкой, няня или учитель, то есть ребенок не мог получить опыта «живой» привязанности.
В 1927 году в Каире в семье сефардских евреев (евреев, изгнанных из Испании и Португалии в 15 веке. — Прим. авт.) родился мальчик Андре. Когда мальчику было два года, сестра его матери трагически погибла. Мама сильно переживала смерть дорогого ей человека, и когда заболела туберкулезом ее дочь, мама так боялась встретиться со смертью еще раз, что все свои силы потратила на лечение, оставив остальных членов семьи без хоть какого-то внимания.
Девочку вывозили в Париж, а сын оставался один с работающим отцом и сменяющимися нянями. Когда Андре исполнилось 14 лет, умер и его папа. А он сам со временем уехал в Париж, поступил в медицинский, выучился на психиатра и занимался проблемой, которая была названа им «синдром мертвой матери». Андре Грин очень хорошо знал, как это — жить рядом с родителем, который оживал только при наступлении смерти.
Согласно Грину, у такого ребенка в детстве был опыт тепла и принятия, но потом что-то произошло, и мать не смогла с этим чем-то справиться, погрузилась в депрессию и стала недоступной для ребенка эмоционально, продолжая присутствовать физически. Она заботится о ребенке, он сыт, одет, отведен на кружки, но мама взаимодействует с ним очень механистически. Ее глаза не излучают интерес, а игры с ребенком похожи на чтение вслух методических рекомендаций.
Представьте себе такую историю: ваш близкий друг или супруг всегда интересовался вашей жизнью, проявлял нежность и заботу, а потом вдруг резко перестал. Да, он продолжал поздравлять вас с праздниками, но его поздравления больше напоминали озвучку из открытки, а не вдумчивые слова, как это было раньше. Он приносит деньги, но совершенно пустыми глазами смотрит на ваши успехи и радости. И так продолжается день, два, месяц, год… Если вы попробуете с ним поговорить, от может уйти от ответа или разразиться скандалом, что вы его не понимаете.
У взрослого человека обычно есть несколько выходов из ситуации. У ребенка же он только один — приспосабливаться. И тогда ребенок начинает строить отношения не с матерью, а с ее травмой. Он, согласно своему характеру, начинает делать все для него возможное, чтобы вернуть себе прежнюю, живую маму. Он готов помогать, быть хорошим, его аналитическим способностям и дисциплине удивляются все учителя и соседи. Он становится ребенком, который убил свое детство и «быстро повзрослел». Но эта взрослость ненастоящая, она такая же нелепая, как сексуальный наряд на конкурсе красоты для шестилетних.
«Жить надо не для радости, жить надо для совести»
Ребенку для роста и развития необходимо, чтобы значимый взрослый отражал его, показывал ему то, какой он. Мама младенца буквально проговаривает действия малыша (ой, а кто это у нас так улыбается, а кто это проголодался, а сейчас мы будем купаться), копирует его мимику, смотрит любящим взглядом, волнуется за него, пугается и успокаивается, фантазирует о его будущем.
Такая способность испытывать чувства к своему ребенку и вносить их в коммуникацию, предлагать ребенку знание о нем самом, побуждение малыша к любопытству чрезвычайно важны. Это развитие не столько с позиции раннего чтения и английского, сколько проживание с ним всего разнообразия его состояний, связанных с возбуждением и торможением.
В психоанализе такую способность матери адекватно реагировать на происходящее с ребенком и называть эти процессы словами (ты устал, ты испугался, тебе страшно, ты злишься, что у тебя не получается, ты так рад, ты постарался, и у тебя получилось, что тут произошло, давай подумаем, как это исправить) называют отзеркаливанием.
Так вот, мать, погрузившаяся в нескончаемый траур, отзеркаливает только пустоту. Представьте, что каждый раз, когда вы решите посмотреть в зеркало, вы будете видеть только комнату, цветы, даже свое платье и прическу, но не собственное лицо. Вместо вашего лица там будет туманное расплывшееся пятно. Вот что-то такое переживает ребенок, чьи близкие похоронили себя заживо на годы и десятилетия. От внутреннего ужаса он всеми силами будет стараться вернуть ту маму, которая опять будет отражать его, а не вещи.
При этом ребенок депрессивной матери не позволяет себе винить маму или испытывать к ней агрессию, потому что очевидно же, что мама страдает, маме плохо. Агрессия воспринимается ребенком как наказание, а как можно маму наказывать, если она и так мучается? И ребенок учится оправдывать других людей за то, что они причиняют ему боль. Оправдание мешает ему обнаружить свои ценности и желания — именно то, что делает человека живым.
Многие люди описывают этот период своей жизни при помощи такого образа: мама в холодной яме, там страшно и темно. Я не могу бросить маму и пойти развлекаться, я спускаюсь к маме и сижу там с ней. Так воплощается инстинктивная потребность ребенка быть с родителем, чтобы выжить и вырасти. Многие называют это любовью, но пока это не она. Такая невозможность «отлипнуть» называется сепарационная тревога, или, простыми словами, острый ужас ребенка, который знает, что если он окажется один в мире, он умрет.
Подобное поведение продолжается и во взрослой жизни, в семье, дружеских отношениях и на работе. Человек выучился оправдывать других и не замечать себя, отдавать себя целиком, чтобы заслужить любовь и одобрение, а потом сталкивается с внутренним опустошением и одиночеством. Нередко такой выросший ребенок выбирает не строить отношений вообще, или замещать отношения действием («Чего ты ко мне пристала со своим “поговорить”? Я же работаю для семьи, зарабатываю деньги, устаю, отстань от меня»). Или переживает, что его действия не приносят удовольствия, отношения наполнены тревогой или чем-то неясным, тяжелым, с привкусом непонятно откуда взявшейся вины.
В зависимости от ситуации и личных предпочтений дети «мертвой» матери во взрослом возрасте будут вести себя по-разному. Они могут фанатично следовать какому-либо религиозному течению, причем нередко самому жесткому и бескомпромиссному его изводу. Ощущение недостаточной ценности и уверенность, что его невозможно любить, делают такого человека уязвимым для псевдорелигиозной жизни, основанной на самобичевании и аутоагрессии. Они могут стать зависимыми от алкоголя, наркотиков, еды или секса. За всем этим разнообразием деструктивных форм поведения стоит попытка наказать себя за горе матери. Да, такие дети искренне уверены: они виноваты, что не вернули маму к жизни.
Со стороны эти люди кажутся вполне успешными и состоявшимися. У них могут быть хорошее образование, стабильная работа, длительные отношения и дети. Но всю эту оболочку внешнего благополучия пронизывает еле заметная разветвленная сеть, постоянно отравляющая человека ядом депрессии.
Выход есть
Выход из этого состояния там же, где и вход: в проживании потери. В психологии такой процесс адаптации к новой реальности, связанной с буквальной или эмоциональной потерей значимого человека, называется гореванием. Это нормальный процесс, наша психика специальным образом устроена так, чтобы мочь пережить даже самые тяжелые испытания.
Я хочу успокоить мам, которые сами страдают от депрессии и винят себя в том, что не могут быть идеальными родителями для своих детей: многое можно компенсировать. По крайней мере, вы можете научить ребенка принимать свои ограничения. Попросите кого-то из своих друзей или близких периодически проводить время с ребенком, играть с ним, гулять. Найдите ему интересного наставника или отведите к детскому психологу. В крайнем случае у ребенка будет бурный переходный возраст, но выход из этой ситуации точно есть. Признание проблемы — это очень важно.
Когда умирает близкий, у человека появляется осязаемая причина для горевания, она более понятна и самому человеку, и окружающим. Реальная смерть матери — огромная трагедия для ребенка. В случае же с матерью в депрессии потеря, с одной стороны, не такая необратимая, но, с другой стороны, и не настолько очевидная. И это действительно серьезная проблема.
Первый этап горевания — это отрицание. Таким способом психика справляется с шоком и дает возможность собраться с силами. Дети мам в депрессии не видят причин для своего состояния и могут навсегда застрять в отрицании. Если в вашей жизни нет радости или она какая-то очень странная, прислушайтесь к себе.
И ко мне, и к моим коллегам нередко приходят с такого рода запросами: «У меня было прекрасное счастливое детство, у меня замечательная жизнь, только почему-то я периодически хочу умереть и постоянно переедаю (иногда напиваюсь до потери сознания, периодически наношу себе вред, бесконечно ругаю себя и срываюсь на детях — нужное подчеркнуть)».
Так что первым шагом к выходу будет признать, что в жизни и правда есть какая-то проблема. Перестать называть ненормальное нормальным. Если возникают мысли вроде таких: «да ладно, уж как-нибудь доползу до смерти, все так живут», — задумайтесь, не строите ли вы вашу жизнь вокруг чужого горя.опубликовано econet.ru
Автор Лидия Сиделёва
Источник