Ребенок умер 1 год

 В Центральной городской больнице Батайска 30 августа при невыясненных пока обстоятельствах умер годовалый малыш. Об этом спустя неделю в социальных сетях рассказал его мама Юлия Лаптева.

Женщина в подробностях изложила историю, которая произошла с её сынишкой Данилом в ЦГБ: мальчик умер через 12 часов после госпитализации — обстоятельства этой трагедии вызвали массу вопросов.

Ребёнок был крепким, здоровым, активным, мы ни разу не попадали в больницу, он ничем не болел. 30 августа нас госпитализировали в ЦГБ Батайска в детское отделение под наблюдение врача Твеленева Юрия Леонидовича. В течение 12 часов в больнице моего сына довели от недомогания до его смерти,

— написала скорбящая мать на своей странице в «Инстаграме».

Она рассказывает, что в больницу Юлию с Данилой доставили по скорой в 11 утра. У ребёнка на момент госпитализации не было температуры, но открылась рвота.

Врач-педиатр Твеленев, который работает в горбольнице Батайска с 1997 года, назначил анализы малышу и капельницу. К 15:00 ребёнок ни разу не сходил в туалет, живот у него раздуло.

Врач осмотрел живот и сказал, что при капельнице это нормально. При этом пообещал клизму, которую мы ждали полчаса, пока ребёнок сам не покакал. В 6 часов вечера пришла медсестра и поставила укол «Амикацина» (это антибиотик, назначаемый при инфекционно-воспалительных заболеваниях. — прим. ред.) — 150 мг, хотя в инструкции написано 7,5 мг на 1 кг веса. Ребёнок весил 10,5 кг, то есть дозировка должны была быть 75 мг. В инструкции также написано, что при нарушении работы почек препарат нужно давать крайне осторожно. После укола практически сразу ему стало плохо,

— продолжает рассказ Юлия.

Как говорит Лаптева, у малыша стали синеть губы, температура поднялась выше 38 градусов. Прибывший в палату Твеленев, осмотрел ребёнка, назначил «литическую» и, по результатам ЭКГ, показавшего пульс 187 ударов в минуту, — «укол от сердца»!

После этого мальчика перевели в реанимацию. Там в течение 2,5 часов малыш пережил две остановки сердца. В 23.55 врачи констатировали факт его смерти.

Со слов медэксперта, после вскрытия следов отравления химией не было обнаружено. По факту смерти в тот же день Следственный комитет Батайска возбудил уголовное дело в отношении неустановленного круга лиц из числа врачей ЦГБ,

— сообщила Лаптева.

По её мнению, произошла жуткая врачебная ошибка.

Между тем, батайчане заполнили скорбящими комментариями ленту Юлии в соцсетях.

Сколько радости в этом ребенке. Сил Вам. Как же жалко, очень жалко, без слёз не получается писать. Почему такие малыши уходят из этого мира, они ни в чем не виноваты, за что им всё? Держитесь. Ваш первый ребёнок обязательно даст Вам сил,

— написала Настя Ерошенко.

«Царствие небесное малышу-ангелу», — поддержала родителей землячка Екатерина.

По информации Царьграда, в ЦГБ Батайска пока не торопятся с оценкой действий врача-педиатра. Областной минздрав организовал профессиональную проверку, а произошедшей трагедией заинтересовались следователи областной прокуратуры.

От ответственности уйти никому не удастся,

— уверяет мать умершего ребёнка.

Царьград просит считать этот материал официальным запросом в Минздрав Ростовской области, региональное управление Росздравнадзора и в прокуратуру. Полагаем, что ситуацию должны взять на контроль в правительстве Ростовской области.

Подписывайтесь на канал Царьград в Яндекс Дзен, чтобы не пропускать интересные новости и статьи

Елена Михалина, аналитик МИФа

Мы не привыкли говорить о смерти, тем более — о смерти малышей. Но каждый день сотни женщин в нашей стране сталкиваются с этой разрывающей сердце утратой еще на этапе беременности. Вчера они ждали появления в своей семье девочки или мальчика, а сегодня — им нужно заново учиться дышать, улыбаться, заботиться о своей семье, работать, общаться. Они молчат, пытаясь заглушить свою боль, одиночество.

15 октября — День памяти жертв выкидышей и детской смертности. И сегодня я хочу рассказать вам свою историю. Мамы, чьи дети стали ангелами, знайте, вы не одни. Мы имеем право горевать. И мы навсегда остаемся мамами этих малышей.

***

Кабинет узи. Обычная районная поликлиника Москвы. Узи в первом триместре.

«К сожалению, мне нечем вас порадовать. Сердцебиение не прослушивается. По сроку уже 8 недель должно быть, а по развитию — 6 недель. Сегодня суббота, приходите в понедельник без очереди, сделай повторно. Если сердцебиение не появится, отправим на чистку», — говорит врач.

В голове и звон, и тишина одновременно. Я встаю, вытираю с живота гель, одеваюсь. Дальше идет какой-то бессмысленный диалог о том, к какому врачу мне нужно подойти и как попасть к нему без очереди, если на 2 недели вперед записи нет.

Как можно прожить выходные до понедельника, зная, что у твоего долгожданного ребенка не прослушивалось сердцебиение? Какая чистка? Что это такое? Зачем? Мой ребенок умер? А если он умер, то почему ждать до понедельника? Он начнет во мне гнить, и я сама умру? Мне нельзя умирать, у меня дети…

Все было как в тумане. Я плакала в машине, проехала на красный свет (хорошо, что другие участники движения со мной не пересеклись). Старших детей я срочно отправила на дачу, к бабушке. А сама собрала вещи для больницы, и вместе с мужем отправилась на узи уже в платную клинику.

Врач делает сканирование и я слышу, как бьется сердце моего ребенка. Узистка подтверждает: «Сердцебиение есть, но слабее чем надо. Нужно смотреть в динамике, приходите через недельку».

А почему утром на другом узи не показало сердцебиение? Аппарат другой, хуже? А сколько раз они так ошиблись, сказав родителям, что у их ребенка нет сердцебиения? Мой малыш жив, у него стучит сердечко! Он со мной! У меня будет долгожданный третий ребенок!

«Подождите, тут еще что-то, — прерывает мои мысли узист. — Еще одно плодовое тело? Надо смотреть в динамике. Если их двое, то смотреть надо только в динамике, тут нет нормального развития».

У меня двое? У нас двое? Еще двое? Снова слезы. Муж в шоке. Он сам из двойни, и у него будет двойня. Все хорошо. Снова радость. Сердце стучит. Наш малыш, или двое малышей долго шли к нам. Два с половиной года. Первые двое детей пришли к нам быстро, а третий… или третий и четвертый долго шли, ведь их двое. Радость!

Когда я радуюсь, то на весь мир. Я делюсь счастьем. Поделилась и с коллегами на работе. И все радовались вместе со мной, искренне.

Неделю я летала. Детям тоже сказали. Для меня странно, когда детям не говорят, ведь мое поведение изменилось: я начала спать днем и раньше ложиться вечером, а по утрам мне нехорошо. Дети — такие же члены семьи, как и взрослые, они должны знать, что происходит.

Сын Саша (ему 6 лет) сразу обрадовался, потом до слез расстроился, что теперь придется все лего с пола убирать, чтобы братик или сестренка не съели детальки. Лиза (ей 8 лет) несколько дней не говорила на тему братика или сестренки, а потом начала уточнять что и как. К тому времени мы уже прочитали книги «9 месяцев в ожидании брата или сестры» и «Саша и малыш». В первой все просто и понятно, а во второй — правдоподобно, как раз про разные эмоции старших детей.

Мы 2 года ждали ребенка. Надеялись, удивлялись, проверялись. И каждый месяц ожидания — 1 полоска на тесте. Потом решили, что ребенок сам знает, когда придти. Мы наконец продали все детские вещи, коляски. Приготовились ждать еще несколько лет. И буквально после последних отданных ползунков в на переработку и реюз — 2 полоски.

Помню, у меня тогда начиналось занятие по английскому языку в Skyeng, и я положила тест около компьютера, чтобы просто убедиться, что увижу одну полоску. Сижу, болтаю с преподавателем, и мой взгляд падает на полоску.. Но уже на две… Две??? Перепроверила. Так что вторым человеком после меня, кто узнал о моей третьей беременности, оказалась моя преподавательница Алекса.

Я позвонила мужу, он заехал в аптеку и купил еще пару тестов. Две, снова две! У нас ребенок! Пишу и вспоминаю, сколько счастья было. И флешбек — вот почему меня неожиданно укачивало в сапсане в Питер в начале месяца, почему я сплю уже несколько дней. Это не погода и не старость, это беременность!

Через неделю после того узи, о котором я рассказывала, мы вновь пошли на консультацию в ту же платную клинику.

Нет сердцебиения…

Тишина. Везде тишина.

И снова бессмысленные разговоры. Говорят, что нужно на чистку. Что это такое, я смогу после нее иметь еще детей? Тут же идем к платному гинекологу. Нас принимает заведующая отделением. Она оказалась еще и психологом по образованию. И сейчас кажется то, что я попала к правильному врачу, которая нашла нужные слова поддержки, очень сильно мне помогло. Она рассказала мне, что так бывает. Оказывается, каждая четвертая беременность заканчивается на раннем сроке. А после этого женщины еще рожают. Она пояснила, что в западном мире чистка на моем сроке не делается. Организм сам выведет все, с месячными. Но и после чистки еще рожают.

«Дети будут. Да, сейчас мои слова мало помогут, помогут потом. Сейчас только могу сказать „сочувствую“», — напутствовала меня врач.
Через неделю нас ждал отпуск, длинная поездка с длительным перелетом. Мы полгода ее планировали. Меня ждало воссоединение с сестрами. А мне нужно направление на чистку.

Мы с мужем поехали в районную поликлинику за направлением. Никто из нас не плакал. Мы долго не могли найти машину каршеринг, хотя карта была у нас в руках. Через час обнаружили, что у меня нет сумочки. Наверное, забыли в клинике. Со всеми документами.

В районной врач молча дала мне направление. Молча. Молчание.

Нам нужно было подождать еще несколько дней, и если мой организм сам не выведет малыша — мне предстояло лечь на чистку.

Я очень много плакала дома. Близкие говорили что-то вроде «еще родишь», «ну и хорошо, что так, а то урод бы родился», «есть и посерьезнее беды»…

В основном это говорили люди старшего поколения. Их не учили сочувствовать, проявлять эмпатию. Их учили прятать свои переживания, и соприкоснуться с чужим горем для них — поднять из глубин души свое.

Источник фото.

Самая лучшая поддержка была от мужа. Он взял на себя весь быт, дал мне горевать сколько нужно. Он организовал отправку детей бабушке, когда я поняла, что не могу больше. Он слушал меня до глубокой ночи, вытирал слезы.

Он сходил в роддом за гистологией. Ему даже выдали одноразовый халат, бахилы и шапочку. Все это он надевал на роды нашего сына.

В этой гистологии я не нашла ответ на то, сколько же детей у меня умерло, один или два. Конечно же, в ней не было ни слова про пол ребенка.

Из роддома я выходила одна. Да, читку делают в роддоме (ужасное слово «чистка»). «Мини-операция» — такое обозначение я видела в различных статьях в интернете. Спасибо, что с замершими беременностями дают отдельную палату, даже отдельное крыло. Не там, где лежат с сохранением.

После этой мини-операции на следующий день я не могла найти свою куртку. Я точно помнила, что убирала ее в шкаф в клинике, но шкаф был закрыт. Я попросила гардеробщицу его открыть, но она что-то ела и утверждала, что ключей у нее нет, она первый день работает, а мне стоит идти туда, где я оставила ребенка.

А может его можно было забрать? Я села на лавочку и закрыла руками лицо, не зная, что делать. Самым человечным оказалась женщина-охранник — она вспомнила, что я положила куртку в другой шкаф, и он был открыт. Она спокойно отдала мне одежду и сочувственно посмотрела на меня.

Меня очень сильно поддержали коллеги. Люди в МИФе… я в восторге от них. Мы работаем на удаленке, но я получила столько поддержки через сотни километров! Сочувствовали, предлагали помощь. Говорили, что я в любой момент могу позвонить или написать, были готовы выслушать. Они не молчали.

Это ужасно, когда молчат. Как будто ничего не было. Но было так много!

Я чувствовала, как во мне была жизнь. Как там, внизу живота, что-то происходит. Как будто органы внутри двигаются, освобождая пространство для моего, нашего малыша. Во мне билось еще одно сердечко. Или два.

Сейчас я тоже плачу. Но это слезы не от горя, а от той любви, которая есть у меня к ребенку, от той поддержки, которую мне оказали. От слов, которые мне говорили.

Да, для окружающих почти ничего не произошло. Для меня, для матери, мир рухнул.

Было ощущение, что все больше не имеет смысла. Мои живые любимые дети были рядом, но в тот момент они больше бесили, злили. Меня бесили другие беременные. А ведь мне уже в транспорте место уступали. И в аквапарке, когда поехали с детьми, тоже уступали лучшие места в термах. А прошло немного времени — и я больше не беременна. Я больше не мама троих.

Нет. Я мама троих. Может мама четверых. Я навсегда мама.

Теперь у меня есть такая вышивка. Это мой третий.

Прошло полгода как сердце моего ребенка остановилось. Его достали, забрали у меня. Или ее. Или их.

Я приняла, что никогда не узнаю, сколько же деток у меня. Знаю, что сейчас есть два старших, живых, заботливых. Они сильно выросли за это лето. Я снова с ними могу дурачиться.

Сразу после операции мы поехали всей семьей на месяц в горы, в другую страну, очень далекую. Там было безумно красиво. Там были мои сестры. Но у меня тогда еще было состояние шока. Я отключилась совсем. Я видела красоту, и даже думала «как же хорошо» — после каждого поворота на серпантие в горах, при виде китов, парящих орлов. Но как будто это «хорошо» было неполным.

Я рада, что поездка состоялась. Это дало мне силы поднять со дна души мое горе. Дало физически восстановиться телу: дышать морским и горным воздухом. Быть среди семьи.

Там я читала книгу «Посмотри на него». Плакала, радовалась, что у меня не больше 22 недель, потому что это ад в России с таким сроком рожать. Плакала и жалела, что меньше 22 недель, ведь я не подержала в руках своего сына, или дочку, или обоих. Не посмотрела на ребенка.

Я приехала в Россию к летнему корпоративу МИФа. Была на подъеме. Казалось, я снова живу. И коллеги снова окружили меня заботой. Я плакала со всеми по очереди, на улице, в укромных местечках здания. С каждым, кто был готов меня поддержать в эту минуту, лично. Я почти ничего не помню с того дня. Только тепло коллег, объятия.

Тогда я поняла, что мне нужно время. Что я еще не готова двигаться дальше, что надо что-то делать. Мне было больно. Так я узнала про фонд «Свет в руках» и пошла на следующий день к ним в группу поддержки.

Я плакала, когда другие рассказывали свою историю, но во время рассказа своей истории я была словно замороженная. Там мне сказали важные слова: «Тебе будет больно. У тебя произошло горе. Оно ужасное. Оно порой всепоглощающее. Будет больно еще не один день, не месяц. У кого-то год, у кого-то два».

И все лето было по-разному. Два дня нормально, потом я снова скатываюсь, ничего не могу делать. Плачу. Плачу по любому поводу. Не могу это контролировать. Плачу даже на рабочей встрече. Могу только сказать «без меня дальше», выключаю камеру, звук и реву. Дети заглядывают в комнату, а у меня слезы ручьями. Так выходило мое горе.

В голове постоянно были голоса окружающих: «Крепись, у тебя дети есть, живые, ты им нужна, у тебя муж, еще родишь». И только в группе поддержки я почувствовала, что не схожу с ума. Никто не говорил мне «бывает страшнее». Там первое и главное, что до меня донесли — «Будет больно, у тебя случилось горе, мне очень жаль, я сочувствую тебе».

Впервые я заплакала в группе поддержки только спустя 5 месяцев, в конце лета. Но именно тогда я стала чувствовать себя лучше. Я даже помню тот момент, когда я начала чувствовать и видеть краски вокруг.

Впервые птицы так красиво поют! Впервые потанцевала и подурачилась с детьми. Я реально наслаждалась жизнью целых 5 минут с ними рядом. Я увидела красивейшие сережки у стюардессы в самолете. Я сделала ей комплимент и была рада, когда она заулыбалась. Я правда увидела, какой красивый зеленый цвет у травы.

Я потом еще плакала. Я и сейчас, когда писала этот текст, плакала. Но это какие-то другие слезы уже.

До этого были слезы боли, слезы ужасной злости на врача, на тех, кто говорил неправильные (на мой взгляд) слова, на детей, потому что они что-то от меня хотят. Это были слезы от чувства вины, что, может, я могла что-то сделать. Надо было раньше идти к врачу. Не кататься на самокате. Медленнее ходить.

Теперь это слезы любви, слезы благодарности, что ребенок со мной был, хоть и так мало. Слезы за жизнь. Слезы, что у меня есть двое живых и любящих детей. Что я их люблю. Что у меня есть любимый муж, который как-то сам пережил это. Он сам мне ничего не говорил, но его мокрые глаза я видела, я слышала его голос по телефону. Я благодарна ему, что он слушал меня и был рядом.

Теперь это слезы за правильные слова поддержки, коллег, руководителей. Я была удивлена чуткости коллег-мужчин.

Прошло полгода, и сейчас я дышу полной грудью. Я мечтаю. Снова мечтаю. У меня появились новые планы путешествий. Планы на работе и в карьере. Планы на еще одного ребенка. Я дышу, я наслаждаюсь жизнью снова.

Что мне помогло

• Мини-сериалы: Dead to me и After Life.
• Правильные слова поддержки, не обесценивающие мое горе.
• Фонд «Свет в руках», их готовые брошюры для мамы, для мужей, для бабушек. Я эти брошюры посылала всем вокруг меня как инструкцию.
• Группы поддержки, где поддерживали и рассказывали, что будет дальше, про стадии горя, и то, что это правда горе.
• Слушать свое тело и свои чувства. Не идти никуда, ничего не далать, взять отпуск, отдать детей бабушке. Минимум терпеть.
• Дать право себе горевать.
• Понять, что дети какое-то время справятся без мамы. Что можно попросить помощи у бабушки, мужи.
• Просить помощи, говорить (например, в рамках флешмоба для тех, кто потерял ребенка. Посмотрите это видео и текст).
• На время снять максимум ответственности и часть дел с себя: родительский комитет, быт, дети, сложную работу.
• Уехать на природу. Даже работать на природе было намного ресурснее, чем из дома.
• Когда врачи после таких новостей хотя бы предложат взять такси, посидеть какое-то время, позвонить мужу. В состоянии шока об этом невозможно подумать. Надо чтобы кто-то провел тебя за руку, хотя бы физически. Посмотрите тут, чем может помочь каждый.

Помните, вы не одни. Обнимаю.

Обложка поста: unsplash.com.