Отставание в развитии приемного ребенка

Я часто получаю комментарии и в соцсетях, и от знакомых о том, что дети, оказавшиеся в детдомах, рождены от алкоголиков и наркоманов, а потому их мозг поврежден безвозвратно негативным воздействием химикатов и плохими генами. И значит, добра от них не жди, воспитывать и учить их бесполезно, все равно вырастут бестолковыми маргиналами, способными только к воровству и попрошайничеству. Поэтому я хочу рассказать в этой статье, что происходит с мозгом ребенка, оставленного в роддоме матерью и прошедшего через сиротские учреждения. Приплюсую сюда мои наблюдения за приемным сыном и опишу, как проходит его обучение. Постараюсь объяснить с позиции полученных им психологических травм те трудности, с которыми он сталкивается в процессе обучения.

Итак, чтобы ребенок смог запомнить и применить полученные знания и опыт, его мозг каждый день выстраивает тысячи нейронных связей (синапсов). Один нейрон может быть связан с другими десятью тысячами синапсов! Если знать, что в мозге взрослого человека примерно сто миллиардов нейронов, представить эту сеть связанных друг с другом клеток сложно даже человеку с хорошим воображением! Информация поступает в мозг в виде электронного импульса. Если информации много, то и связей (синапсов) между нейронами образуется много, они становятся более разнообразными (образно говоря, вместо тоненькой тропинки в поле появляются улицы и проспекты). По этим «проспектам» информация передается эффективнее, ускоряются темпы получения ребенком знаний, а «умелки» малыша быстрее совершенствуются. Думаю, педагоги и просто внимательные люди всегда видят, какому ребенку родители уделяют много внимания, а какому нет. И обратная ситуация: когда информации ( знаний, эмоций, опыта) в мозг поступает мало, связи между нейронами упрощаются или вовсе не появляются. Из-за этого психически здоровый ребенок начинает отставать в умственно-психологическом развитии. Именно этим и объясняется сильная задержка умственного и речевого развития моего приемного сына, его трудности в обучении, неадекватные эмоциональные реакции. Ведь в детских домах ребенок видит одни и те же стены каждый день, игрушки там для проверяющих, детям же достаются самые невзрачные и затасканные. Двигательная активность детей, в целях безопасности, ограничена. А персонал — просто вереница обслуживающих лиц, об индивидуальном эмоциональном контакте взрослого с ребенком можно только мечтать.

Есть еще один ключевой момент развития мозга: общение новорожденного с матерью и членами семьи не только активизирует мозговую деятельность, но и отсекает те процессы, которые не являются критически важными для выживания, иначе мозг был бы перегружен информацией и не смог бы нормально функционировать. Фактически мозг вместе с нервной системой руководит всеми процессами в на­шем организме — от дыхания до чтения слов на этой странице. Базовые регу­ляторные процессы, как , например, способность регулировать температуру тела, кажутся нам «встроенными» в организм. Однако на самом деле они зависят от общения с нашими родителями в младенческом возрасте. Общаясь с младенцем лицом к лицу, глядя ему в глаза, удовлетворяя его потребности, родитель выстраивает здоровые связи и привязанности в младенческом мозге, которые влияют на физиологию организма малыша. Этот процесс привязанности называется «корегуляцией». Поэтому, когда в домах ребенка или больничных детских отделениях персонал не реагирует на плачь младенцев, плохо удовлетворяя их нужды, то физиологические процессы, необходимые для выживания, в детском организме угасают, а дети начинают болеть и отставать в физическом развитии. Не зря в реанимацию даже к самым сложным новорожденным обязательно пускают мать — врачи хорошо знают о ее влиянии на состояние малыша! Мой шестилетний сынок, когда я его забирала, весил 11 кг и был ростом 95 см! Мои кровные дети были таких же размеров в возрасте одного(!) года. За следующий год он вырос на 15 сантиметров и набрал 5 кг (половину своего прежнего веса!).

После этой небольшой, скажем прямо — несколько примитивной, экскурсии в мир нейробиологии, становится понятно, как мой мальчик мог настолько отстать в своем физическом и умственном развитии от сверстников. И как вышло,что сообразительный и все понимающий ребенок не умел связать и двух слов. Для новых читателей — нашу историю принятия ребенка в семью я описала в предыдущих статьях. А сейчас мой рассказ пойдет о трудностях обучения приемного сына в семье. Два года назад ему было шесть лет. В первое время его пребывания дома мы отказались от занятий в развивающих центрах. О садике речь вообще не шла, необходимо было создать для ребенка семейную среду, налаживать отношения между нами. Затем я решила найти для него группу подготовки к школе, не смотря на то, что стала заниматься с ним дома самостоятельно по материалам Забрамной С.Д. Мне важно было найти центр, где он мог бы учиться с обычными, здоровыми детками, но младше его по возрасту. Коррекционные группы не рассматривались, потому что я считала, что он и так слишком много времени провел с умственно- отсталыми детьми (постоянные читатели знают о нашей истории из предыдущих статей моего блога). С огромным трудом я нашла такую группу (как же я благодарна этим педагогам!). Туда нас согласились взять с испытательным сроком, так как боялись, что из-за поведения моего сынка эффективность занятий снизится, а это будет плохо для других детей. В нашей группе были дети трех-четырех лет, все они были выше и крупнее моего мальчика, разговаривали значительно лучше, чем он, а про багаж знаний и говорить не приходится… Мы прозанимались в ней академический год (с сентября по май) и я сейчас могу подвести итоги. Мой сыночек на занятиях вел себя в целом неплохо, но часто был возбужден и легко отвлекался. Самое грустное, что он прекрасно понимал объяснения педагога, выполнял задания, но через короткое время полученные знания пропадали, и к следующему занятию он уже почти ничего не помнил. Мы топтались на одном месте: основные цвета, формы, состав числа и многое другое появлялось в его сознании и исчезало… Я мучительно думала, как же помочь сыну. А педагоги уже намекали мне, что хорошо бы мальчику добыть у врача какое-нибудь легкое успокоительное, а уж таблицу умножения ему не освоить никогда! Что же происходило в голове моего Зайки в то время? Позволю себе опять утомить читателя нейробиологией: все осознанные процессы нашего организма, анализ информации и принятие решений происходят в коре головного мозга, там же формируется память. Информацию коре передает лимбическая система, которая отвечает за наши эмоции. Она получает из внешнего мира через зрение, слух и кожу визуальные, слуховые или тактильные сигналы и отфильтровывает те ситуации, которые важны для организма. Состоит лимбическая система из таламуса (фильтрует поступающие сигналы), гиппокампа («раскладывает» информацию в коре головного мозга) и миндалевидного тела (формирует и регулирует эмоции). В случае опасности миндалевидное тело «нажимает кнопку паники», и человек начинает действовать рефлекторно, организм включает автоматические защитные реакции. В больших количествах выделяются гормоны стресса: адреналин, норадренолин, кортизол, увеличивающие энергозатраты организма, а кора мозга и гиппокамп (которые создают память) частично отключаются и работают неэффективно. Вследствие этого синапсы не появляются, и память не формируется. Поэтому часто люди, пережившие опасную ситуацию говорят «все было, как в тумане», «я плохо помню произошедшее» . В детдоме мой сынок привык жить в условиях гипервозбуждения, в состоянии постоянной бдительности и ожидания агрессии, его «кнопка паники» была все время включена. И перебравшись к нам домой, он привычно находился в режиме боевой готовности. При усиленной выработке гормонов стресса, он не понимал, что устал. Чувствуя усталость, начинал искусственно бодрить себя, бегая и прыгая. Сон был прерывистым — часто просыпаясь ночью, организм сына банально не мог расслабиться и отдохнуть. И даже засыпая, сынок дергал ногами и руками. В таком состоянии ему сложно было отличить опасные ситуации от неопасных, тяжело сконцентрироваться. Даже знакомство с детским коллективом и игровые занятия вызывали стресс, а потому концентрация внимания и запоминание проходили с большим трудом. До сих пор я не могу наладить для него безопасную среду (с его точки зрения), так как его базовое доверие к миру и людям (взрослым и детям) подорвано предыдущим травмирующим опытом. Всю его сознательную жизнь им пренебрегали взрослые, дети игнорировали (в детдоме каждый сам по себе), он не мог принимать самостоятельные решения, выбирать свое окружение, реализовывать желания и нужды. И даже сейчас, спустя два года, чтобы сформировать для себя относительно предсказуемую обстановку, мальчик стремится контролировать ситуации вокруг себя: командует нами (это выглядит так смешно!), не слушается, нарушает правила. Его мучает постоянная тревожность: например, вскакивает и бежит за мной, когда я просто выхожу из комнаты в кухню. Чтобы снизить градус тревожности, нашей семье приходится все время комментировать каждый шаг, проговаривать ситуации наперед, будь то прогулка, поход в больницу или школу. Сынок ставит «с ног на голову» всю педагогику: вместо того чтобы ругать его за плохое поведение, я успокаиваю его и говорю, что все равно его люблю, и что он всегда будет моим сыном. Его таламус и гиппокамп все еще уверенно отсекают то, что не несет немедленной практической пользы. Ну правда, какая польза от понимания, что на листе нарисованы пять красных мячей и три зеленых? Зачем это запоминать? А вот если сынок получил одну конфету вместо пяти, это уже интересно… Тут и знание цифр в мозгу зафиксируется. Кроме того, должно пройти немало времени, чтобы его мозг физиологически усовершенствовался, появились те самые синаптические связи, с помощью которых развиваются речь и память, и мальчик смог бы запоминать и рассказывать стихи, решать примеры. Сейчас он пошел в первый класс коррекционной школы, дома мы тоже занимаемся. Только недавно он смог рассказать известный стишок «Уронили мишку на пол…» Он уже уверенно считает до десяти (особенно любит считать что-то съедобное), называет номера на автобусах, и ведет длинный осмысленный диалог с незнакомой бабулей на остановке, расспрашивая ее о внуках и рассказывая о себе (хотя два года назад он вообще не говорил). И я верю, что таблица умножения ему когда-нибудь покорится, потому что мозг ребенка пластичен и способен наверстать упущеное…

Тут я рассказываю о моих чувствах к приемному сыну и его отношении ко мне.