Истории как у меня умер ребенок ему было 3 года
Потерять ребёнка — кажется, самое страшное, что может случиться с родителями. Наталья Ремиш записала истории двух женщин, которые потеряли своих детей. Дочь Евгении умерла полтора года назад. Сын Натальи — полтора месяца назад. Обе они до сих пор пытаются принять случившееся и найти в себе силы жить дальше.
Рассылка «Мела»
Мы отправляем нашу интересную и очень полезную рассылку два раза в неделю: во вторник и пятницу
«Я думала о смерти всех вокруг, но не думала, что моя дочь уйдёт раньше меня»
Евгения Старченко, полтора года назад у неё умерла дочь Ника (4 года 8 месяцев)
Ника умерла полтора года назад. Всё это время я живу одна. После похорон тоже пошла домой одна. Сестра предложила пойти к ним, но я сказала, что пойду домой, и никто не настоял.
О том, что случилось
1 января 2017 года у Ники поднялась высокая температура. Приехала «скорая», сбила температуру и уехала. Дочь жаловалась на головную боль. На следующий день она уже ничего не ела, хотя температура была в норме. Её неожиданно начало рвать. Я снова вызвала «скорую», нас увезли в больницу. В ночь со 2 на 3 января случился приступ эпилепсии, дочь поместили в искусственную кому. Врачи не понимали, что происходит. В итоге — отёк головного мозга. И нас просто отправили домой.
Я странно всё это переживала. Дочь умерла 9 января, через неделю я сидела в театре, через две — улетела в Германию на десять дней работать на выставку переводчиком. Оттуда улетела к бывшему мужу. Мы с ним расстались до смерти дочери. Когда она попала в больницу, он меня поддерживал и был рядом. Её смерть нас ненадолго объединила, а потом разъединила снова.
О принятии
Мне кажется, я всё ещё прохожу какие-то этапы принятия, всё это напоминает карусель с эффектом спирали. Все эмоции видоизменяются, какие-то усиливаются, какие-то становятся слабее, но всё идёт спиралью наверх. Иногда сижу на работе, резко встаю, убегаю, рыдаю в туалете и возвращаюсь. Я всегда «недосчастлива». Могу засмеяться, могу даже пошутить на тему смерти, но не могу сказать, что нашла какой-то рецепт. Просто стараюсь не думать. Вообще ни о чём. Зачем дышу, зачем режу хлеб. Пустота в голове.
О реакции людей
Чаще всего мне советовали «забеременеть ещё раз». Но ребёнка нельзя заменить. Есть мало людей, которым я могу позвонить и поговорить про Нику. Мои родственники избегают разговоров о ней, сестра начинает сразу нервничать. Многие люди, которых я считала близкими, просто отвалились. Перестали звонить, исчезли.
О правильной поддержке
Не было таких слов, которые облегчили моё существование, но я очень благодарна людям, которые были искренними со мной в то время. Одна моя подруга, у которой трое детей, подошла и сказала: «Жень, прости, но я очень рада, что это не мои дети». Это было для меня гораздо более понятно, чем попытки объяснить, как такое может произойти.
Один мой друг, с которым мы последние годы поздравляли друг друга только с днём рождения, когда узнал о случившемся, начал присылать мне простые сообщения: «Ты сегодня завтрак поела?», «Иди погуляй, только шапку надень, там холодно сегодня». Меня это очень поддерживало.
Другая подруга кидала сообщения «Выставка тогда-то, жду тебя во столько». Я, как на автомате, шла туда. Она суперзанятой человек, я не понимаю вообще, как она находила время. После выставок, театров и спектаклей мы с ней еще полтора часа пили чай и просто разговаривали обо всём
Чего не стоит говорить
Ничего не надо говорить. Просто спросите «Что ты делаешь? Дома? Всё, я еду». Будьте рядом, и этого достаточно. Я каждый раз была благодарна, когда кто-то приезжал просто попить кофе.
Пожалуйста, не задавайте этот ужасный вопрос «Как дела?». Я до сих пор не знаю, как на него отвечать
Впадала в ступор: «Знаешь, всё нормально, только у меня больше нет Ники». Вопрос «Как ты себя чувствуешь?» такой же. И не надо говорить «Если что, звони». Скорее всего, человек, переживающий сильное горе, не позвонит. Ещё меня веселили фразы «Только глупостей никаких не делай».
О воспоминаниях
Однажды я обратилась к психологу, и она задала мне очень хороший вопрос: «Что бы ты хотела оставить себе от общения со своей дочерью?». Я хочу оставить себе возможность смотреть на мир её глазами, потому что она научила меня смотреть на этот мир.
1 января мы с дочерью открыли подарки, собирали лего, она построила дом и сказала: «Мама, я не успела поставить двери и лестницу». После её смерти я поставила за неё эти двери и лестницу. Это единственная игрушка, которая осталась дома. Всё остальное я вынесла из дома, даже фотографий почти не осталось. Есть только одна, чёрно-белая.
Помню, Ника выступала на празднике в саду, и я сказала Вадиму, её отцу: «Приходи, больше таких моментов не будет». После её смерти я очень переживала, что так сказала. Хотя понимаю, что это всего лишь слова.
О том, как жить после
Иногда я могу разговаривать с друзьями про их детей, а иногда меня клинит. Я заворачиваюсь в «креветочку», как я это называю, и просто молчу.
Я не представляла, сколько во мне силы, пока это не случилось. Мне кажется, что мне дали третью жизнь. Первая моя — «официальная» на работе, вторая — жизнь с ребёнком, а третья — жизнь без неё. Смерть — это очень страшный трамплин во что-то новое. Смерть — одна из возможностей видеть мир. Если я осталась жива, значит, мне надо что-то ещё хорошее сделать. Как бы то ни было, я понимаю, что жизнь не закончилась. И мне хочется жить дальше.
«Я до сих пор виню себя за то, что продолжаю жить дальше, без него»
Наталья Малыхина, полтора месяца назад у неё умер сын Гриша (4,5 года)
О том, что случилось
14 мая был отличным днём. Мы с коллегой начали съёмки курса для мам по развитию детской речи. Вечером мы вместе сидели на кухне и обсуждали, как здорово прошёл день. Дети были с нами. Гриша выбежал из кухни, как я думала, в детскую. Через несколько минут — стук в дверь. Стучали соседи с криками, что ребёнок выпал из окна. Мы ничего не видели и не слышали. Я до сих пор не понимаю, как это случилось. Зачем он полез на это окно. Но это факт: наш очень осторожный ребёнок выпал из окна и разбился.
Скорая и детская реанимация приехали быстро, их вызвали соседи. Гришу подключили к искусственной вентиляции лёгких и отвезли в реанимацию. Это был второй раз, когда мы оказались с ним в больнице: первый раз, когда он родился, и вот в тот день. Гришу оперировали пять часов. Нейрохирург вышел к нам и сказал, что повреждения сильнее, чем он думал. Шансов не было: мозг погиб при падении, кровоснабжение восстановить не удалось.
О чувстве вины
Чувство вины и сейчас накрывает. В первую очередь за то, что мы продолжаем жить без него. Как будто бы он не был для нас важен. Но он до сих пор важен. Очень важен!
Ещё чувство вины, что мы не уберегли его. Я всегда считала нашу квартиру безопасной. В детской мы поставили вторые рамы. Поэтому за окно в детской я была спокойна. В спальне на подоконнике стоят цветы в больших цветочных горшках. Он вылетел прямо с москитной сеткой.
О втором сыне
У нас есть второй ребёнок, ему два года. О том, что его брат умер, я смогла сказать только спустя неделю после похорон. Просто произнесла это слово. Не объясняя. Понимаю, что эта тема будет расти вместе с ним. И мы будем возвращаться к ней всё время. Он всю свою жизнь жил с Гришей, ни дня без него не был. Конечно, он скучает. Я говорю, что тоже скучаю и понимаю, что он хотел бы играть с Гришей, вместе купаться в ванной, играть.
О поддержке
Мы провели с Гришей в реанимации шесть дней. Все врачи и медсёстры были очень корректны и внимательны. Родные и друзья тоже очень поддерживали.
Я пишу про Гришу в инстаграме. Меня поддерживает много людей, которых я даже не знаю лично. И для меня это неожиданный ресурс. Меня зовут в гости, чтобы отвлечь, предлагают вместе погулять в парке, сходить в храм, пишут много тёплых и важных слов.
Есть люди, которые вроде бы были близки, а сейчас делают вид, что не знают о трагедии или что ничего не случилось. Я понимаю, что нужно огромное мужество, чтобы быть рядом в таком горе. У всех своя жизнь. Я вообще поняла, что делиться горем куда сложнее, чем счастьем. Как-то стыдно, что ли. У человека всё хорошо, и тут ты со своим горем. Это неправильно. Я благодарна всем, кто пишет и спрашивает, как мы. Значит, они готовы услышать и значит я могу поделиться. И вместе поплакать.
О горе и потере
Важно проговаривать и делиться горем. Говорить с профессионалом, на мой взгляд, правильнее. Мы сразу искали с мужем терапевта. Я сама встретилась с шестью. Это оказалось довольно тяжело.
Два терапевта откровенно плакали на нашей встрече, а я понимала, что я не готова сидеть и утешать врача
Я поняла, что потеря и травма — разные процессы. Сначала надо учиться жить с потерей, а потом уже работать с травмой (самой трагедией). Сейчас важно восстановить более или менее привычный режим дня, проанализировать окружение (людей и события). Чтобы проживать горе, нужно много сил. Важно обеспечить себе эти силы — для начала сон и еду.
О поддержке мужа
Мы вместе, и это самая большая поддержка для меня. Муж тоже занимается с терапевтом. Если для меня ресурс — поплакать с подружкой, то для него — сходить на спорт. Это не значит, что ему меньше больно. Просто мы переживаем своё горе по-разному.
О принятии
Принятие — это не одобрение или смирение. Это просто осознание, что ребёнка больше нет. Когда перестаёшь покупать игрушки и новую одежду. Когда не заказываешь в кафе еду для него, ставишь на стол три тарелки вместо четырёх, не ходишь на занятия, на которые ходили с ним. Ты это принимаешь. С бесконечными слезами, но принимаешь. Но будущего пока нет. Совсем. И неизвестно, когда оно наступит.
Забытье приходит только, когда максимально погружаешься в бытовую реальность, делаешь что-то здесь и сейчас: общаешься с ребёнком, с мужем, что-то читаешь, пишешь, разговариваешь с кем-то.
Я поняла, что важно заниматься телом, так как тело мгновенно превращается в панцирь. Плавание, массаж, йога, зарядка дома — всё что угодно.
О жизни после
Благодарна Грише за то счастье, которым он наполнил нашу жизнь. Это было замечательное время. Я понимаю, что плачу не только по нему, но и по своим «планам» жизни с ним. Мне очень бы хотелось жить с ним. Повести его в школу, смотреть, какую профессию он выберет, как создаст семью и каким будет в этом. Это безумно интересно. Я хотела, чтобы было так.
Всё больше думаю, что окно — просто способ. Но возможно, это как раз способ уйти от чувства вины. Но я точно знаю, что, если бы на окне были замки, — всё было бы по-другому.
Фото: Shutterstock (Dan Race, Kishivan)
Источник
Скриншот из программы «ЗаДело»
Тему смерти близкого человека, а тем более ребенка, нередко считают неудобной и предпочитают обходить ее стороной. Однако совсем замалчивать ее нельзя. В рамках программы «ЗаДело» люди, не побоявшиеся рассказать о своей утрате, делятся тем, как они пережили смерть ребенка и как стоит вести себя с человеком, попавшим в такую беду.
История Ольги и Глеба
Ольга 3 года назад потеряла своего первого ребенка Артема. Женщина рассказывает, что беременность шла нормально, ребенок был доношен, но у него не раскрылись легкие. Ольга часто вспоминает фразу акушерки «Твой ребенок не жилец», которая ей долго снилась в кошмарах. Самое страшное для женщины было смотреть, как счастливые мамочки выписываются из роддома с шариками и поздравлениями и осознавать, что она не сможет побывать на их месте. Когда Ольга и Глеб забрали тело ребенка из больницы, его решили кремировать, а прах развеять. Молодые люди хотели сделать это как можно скорее, однако в крематории им сказали, что сделать срочную кремацию невозможно.
Скриншот из программы «ЗаДело»
У Артема нет места на кладбище, но Ольга и Глеб вместе со своим вторым ребенком ходят в парк, где такие же родители высадили целую аллею с деревьями в память об умерших детях. Женщина показывает маленькое деревце с бледной оранжевой ленточкой с именем Темочка.
Создать такую «Аллею памяти» предложил фонд «Свет в руках». Это практически единственная организация в России, куда могут обратиться родители, которые потеряли ребенка во время беременности или сразу после его рождения. Ольга называет эту идею «способом помнить по-другому», не накапливая трагичные воспоминания в себе.
История Максима и Насти
Скриншот из программы «ЗаДело»
Максим и Настя, потерявшие сына во время беременности, тоже приходят на эту аллею. Максим вспоминает, что его сын с ним попрощался – мужчина почувствовал его последние четыре пинка. После смерти Даниила прошло уже полтора года, но видеть чужих детей молодой паре все так же сложно. Но ни об этом, ни об их умершем ребенке никто с ними не говорит, даже друзья и родные. Максим признается:
«Нам очень хочется, чтобы в сердцах людей, которые важны для нас, любовь побеждала страх».
По словам мужчины, для него очень важно, чтобы люди говорили с ними об их потере и не стеснялись слушать. Таких людей Максим и Настя нашли на встречах группы поддержки благотворительного фонда «Свет в руках». Там они получают не только помощь психологов, но и возможность пообщаться с родителями, пережившими такую же утрату. Людям очень важно почувствовать, что они не одни оказались в такой ситуации и их переживания нормальны.
Опыт руководителя фонда Александры Фешиной
Руководитель благотворительного фонда «Свет в руках» Александра Фешина всегда говорит, что она мать четверых детей, хотя ее третий ребенок умер во время родов. Женщина признается, что, только пережив собственную потерю, она узнала, что дети могут умирать в младенчестве, а в стране нет выстроенной системы помощи родителям, попавшим в такую беду.
«Я также столкнулась с тем, что люди вокруг меня, включая мою семью, не готовы даже обсудить это и делают вид, что этого не произошло».
Такая реакция окружающих особенно тревожила Александру. Ее мама, не смогшая выразить дочери соболезнования, даже не присутствовала на похоронах. По признанию женщины, эта тема и сейчас является для ее матери запретной. Она до сих пор не готова признать, что умерший ребенок – тоже ее внук, а Александра не может отказаться от этого.
Скриншот из программы «ЗаДело»
После пережитой потери Александра начала искать в интернете похожие случаи и наткнулась на женские форумы, где эта тема поднимается. Она увидела, что слезы переживших потерю мам льются годами и десятилетиями, но помощи им не поступает. Тогда и возникла идея сделать сайт, где можно было бы найти всю нужную информацию (как, например, организовать процесс похорон и распространяется ли на умершего ребенка материнский капитал). Еще одна проблема – врачи, которые сами не всегда знают, как вести себя в подобных ситуациях. Тогда Александра решила вместе со знакомым психологом ходить по роддомам и разговаривать об этом с врачами.
Руководитель фонда призналась, что после смерти ребенка ее окружение сильно поменялось.
«Были люди, которые боялись даже ко мне подойти или позвонить. Были и те, кто, видя меня, переходили на другу улицу».
По словам Александры, смерть ребенка – это самое страшное и нелогичное, что может произойти в жизни, потому что дети не должны умирать раньше своих родителей. Но проблема в том, что люди даже не знают, как можно поддержать человека, потерявшего ребенка. Поэтому важная задача фонда – вести просветительскую деятельность, научить людей разговаривать о потере и разделять переживания. К созданию фонда подключилось около ста человек, каждый из которых понимал, что, вкладывая что-то в фонд, он проживает свою боль.
Горячая линия фонда: 8-800-511-04-80
Сайт фонда по этой ссылке.
Интересно? Ставьте лайк и подписывайтесь на канал ОТР Яндекс.Дзене
Источник
Страшно становится за своих детей после таких «историй», когда дети гибнут, умирают по вине бездарных врачей, их халатности. Что делать простым людям?
Белая ХАЛАТность. Как умирала маленькая Оля
Вчера было девять дней со дня смерти восьмимесячной Оленьки Толягиной. Малышка ушла из жизни не из-за несчастного случая, не от неизлечимой болезни. Маленький ангел умер в Ульяновской детской инфекционной больнице среди врачей, которые на протяжении суток спокойно наблюдали, как умирает ребенок. Мама девочки — Наташа уже подала заявление в областную прокуратуру. Но даже в том случае, если виновник смерти малышки будет найден и наказан, это не вернет семье Толягиных их долгожданный лучик света, маленькую Оленьку.
Как разговаривать с матерью, внезапно потерявшей ребенка? Боялась, что просто не найду правильную интонацию, нужные слова, не сумею дать понять, что мною движет не журналистское любопытство, не стремление «нарыть» сенсацию, а искреннее желание разобраться в ситуации, найти и помочь наказать виновных.
Но, видимо, материнское горе настолько переполнило истерзанную душу Наташи, что эмоции у нее прорвались почти сразу, разговор, что называется, «наладился» с первой минуты. Вынырнув из повседневной реальности, я погрузилась в атмосферу безысходности и горя, от которого по спине бежит холод, а руки покрываются «мурашками».
Семья Толягиных живет в Ульяновской области, в поселке Большое Нагаткино в уютном собственном доме. У Кости и Наташи есть старшая дочь — двухгодовалая Снежанна, но молодые родители всегда мечтали о том, что у них будет много детей.
«Муж Костя, — начинает свой рассказ Наташа, — просто мечтал о втором малыше, и когда стало понятно, что я жду ребенка, очень обрадовался. На руках всю беременность меня проносил, пылинки сдувал».
Беременность проходила нормально. 13 июля на свет появился долгожданный теплый комочек — девочку назвали Оленькой. Костя с Наташей нарадоваться не могли на свою крошку, удивительно спокойную и очень симпатичную. «У нее были большие глазищи, длинные ресницы, смешные бровки, непослушный хохолок, который смешно торчал на голове. Настоящая маленькая принцесса, — с улыбкой вспоминает дочурку Наташа. — Муж ее с рук не спускал, а старшая Снежанка то и дело подходила к ее кроватке, смотрела на сестренку и гордо говорила: «Сестра»».
Восемь месяцев обычной человеческой жизни это, как правило, повседневные серые будни. Когда же в семье появляется ребенок, каждый месяц его первого дня жизни кажется целой эпохой. Первая улыбка, первый зубик, первое агуканье… Малышка Оля развивалась совершенно нормально, плановые осмотры педиатра в карточке это подтверждают.
Жить малышке оставалось двое суток
В четыре месяца Оля немного простудилась, врач поставил диагноз: «бронхит». Малышка протемпературила неделю, и быстро пошла на поправку.
Когда месяц назад у дочки поднялась небольшая температура и появилось легкое расстройство желудка, Наташа испугалась, что это может быть снова бронхит, и поспешила к врачу.
Участковый, внимательно осмотрев ребенка, заподозрил воспаление легких. Сделанные снимки, подтвердили левостороннюю пневмонию. Поскольку мама девочки сказала врачу, что у малышки понос, врач принял решение отправить Наташу с дочкой в Ульяновскую инфекционную больницу.
Собственно с этой минуты и начался обратный отсчет жизни маленькой Оли. «Нас положили в четырехместную палату, — вспоминает Наташа. — Условия ужасные, в палатах страшная духота, вентиляции нет. Больные дети лежат в коридорах, одновременно строители делают какой-то затяжной ремонт, малыши дышат этой пылью и грязью. Больные не сортируются, выздоравливающие, но еще ослабленные дети, постоянно сталкиваются с вновь поступившими, и снова заболевают. На ночь в инфекционной больнице отключают горячую воду! И если малыш обсикался или обкакался, ночью его невозможно подмыть. Это просто какой-то «Освенцим», — вздыхает мама Наташа.
В таких условиях маленькую Олю ее лечащий врач Евгений Безхлебов лечил от левосторонней пневмонии. В числе других процедур малышке назначили ингаляции. «Я принесла дочку в процедурный кабинет на ингаляции, и прямо там, среди стерильных инструментов увидела ползающих мокриц, — голос Наташи уже дрожит от слез. — Я спросила у медсестры, как же так? Тут же детское отделение!». А она устало пожала плечами и сказала, что мокрицы безобидные насекомые, которые не кусаются! Вы не представляете, какой там творится ужас!».
По словам Натальи, вскоре все ее соседки по палате, испугавшись больничных условий, стали уходить по домам под расписки. А она, опасаясь за малышку, решила пройти курс лечения до конца.
Несмотря на все больничные ужасы, Оленька уверенно шла на поправку. Посмотрев на ее повторный снимок легких – а это было за два дня до смерти девочки — лечащий врач сообщил, что пневмонии у ребенка практически нет, остались только остаточные явления. Обрадованная Наташа стала готовиться к выписке.
«Как я виню себя за то, что не убежала из больницы с дочкой едва ей стало получше, — сокрушается молодая женщина. — Уверена, что если бы к нам в палату не положили ребенка с острой инфекцией, мой котеночек был бы жив!».
Едва оправившая от болезни девочка от соседки по палате подхватила повторную инфекцию. «Неожиданно у дочки подскочила температура до 39, открылась рвота, — на «автомате» излагает Наташа. — Я сразу побежала к медсестре, она к нам подошла примерно через полчаса и сделала укол димедрола. На мои слова о том, что ребенка тошнит, она ответила, что это очень хорошо и надо и дальше ей нажимать на язычок. Оленьке становилось все хуже, температура не спадала, она металась у меня на руках, стонала, я просто не знала, что делать. Соседка-цыганочка велела мне бежать за врачом. Я побежала, врачи сидели в ординаторской и почти смеялись мне в лицо. Наконец, Безхлебов согласился пойти со мной в палату и тут же велел медсестре поставить дочери капельницу. Я отнесла ее в процедурную и встала в дверях. Видела, как медсестра никак не могла попасть ей в вену, как чертыхалась и ругалась при этом. Вылив половину лекарства на пол, так и не попав в вену, Оленьке снова вкололи димедрола.
Ваша дочка умерла
То, что происходило дальше, Наташе казалось нереальным. Ребенку становилось все хуже, девочка уже хрипела, но никто на это внимание не обращал.
«Я на коленях просила врачей сделать хоть что-нибудь. В реанимацию Олю не брали, говорили, что там нет для нас места», — сквозь плач рассказывает Наташа.
Только через четыре часа мольбы Натальи о помощи, врачи перевели умирающего ребенка в реанимационное отделение.
Вышедшей через некоторое время реаниматолог сказал находившейся в полуобморочном состоянии Наташе, что у ребенка была остановка сердца, но состояние удалось стабилизировать.
«Я пошла к Безхлебову и сказала, что у дочки останавливалось сердце», — говорит Наташа. — А он мне отвечает: «Все это ерунда, ничего у нее не останавливалось».
Вскоре приехал Костя и с трудом оторвал жену от дверей реанимации. «Мы с мужем поехали домой, заехали в аптеку, купили для Оленьки памперсы. Надеялась на лучшее, но сердце подсказывало — быть беде. Неожиданно потухла подсветка на дисплее сотового телефона, там у меня фотография Олечки была. У меня прямо все оборвалось внутри. Думаю, беда будет». Приехав домой, Наташа набрала номер телефона реанимации и спросила, как дела у дочки. На том конце провода спокойно-равнодушный голос ей ответил: «Хороших новостей у меня для вас нет. Только плохие. Ваша дочка умерла. Поезжайте за ней в морг».
Что было дальше, Наташа помнит смутно. Куда-то шла, что-то говорила, кажется, плакала… Очнулась она в морге, когда увидела свою дочурку.
«Она такая хорошенькая лежала, как будто заснула. Только вот на личике с левой стороны какие-то царапины были, которых не было, когда ее отвозили в реанимацию».
В морге, который находится на территории детской клинической больницы, с убитых горем родителей взяли тысячу рублей за «хранение трупа», в свидетельстве о смерти Оли написано, что она скончалась от «не уточненной пневмонии». Более точный диагноз будет поставлен только через две недели.
— Я знаю, от чего умер мой котеночек, — неожиданно говорит мне Наташа.
— От чего? — спрашиваю я.
— От того, что мы деньги врачам не заплатили.
— Вам намекали на взятку? — пытаюсь я уточнить ситуацию.
Наташа долго молчит, как будто размышляя, сказать мне что-то или не сказать, потом видимо не решаясь, отвечает уклончиво:
— Все знают, что у нас ведь лечат только за деньги
«Когда я прощалась с моей малышкой, — рассказывает мне Наташа, — То пообещала ей, что пойду в суд, в редакцию, чтобы наказать тех, кто виновен в ее смерти. А уже на следующий день ко мне пришли из соцзащиты и сказали, чтобы не ходила к корреспондентам, они мол с вас столько денег слупят, замучитесь отдавать. Я вам сколько буду должна за то, что вы напишете о нашей истории?».
У меня к горлу подступил комок…
Кто за это ответит?
«Знаете, накануне поминок мне приснилась моя девочка. Она улыбалась, только личико ободрано было. Может, там, на небе есть жизнь? Может, Там ей хорошо? Не больно?», — задает вопрос, видимо, не в первый раз сама себе Наташа.
Я не знаю, что ей ответить на это. А еще, я не знаю, кто ответит за смерть маленькой Оли. И ответит ли за это кто-то вообще.
73online.ru удалось дозвонится до Алексея Смолина — начмеда больницы, в которой умерла Оленька Толягина.
— Скажите, от чего умер ребенок?
— Вам лучше поговорить об этом деле с нашим вышестоящим начальством.
— Но вы же ее смотрели?
— Девочке был поставлен диагноз «инфекционная пневмония, атипичное течение». Точнее сейчас сказать не могу, через две недели будут окончательные результаты вскрытия. Этим делом сейчас занимается Роспотребнадзор.
— Но для вас то, что произошло — это шок?
— Конечно шок. Это для нас для всех нонсенс. Такого у нас не было.
На одном из последних аппаратных совещаний в городской администрации губернатор Морозов выразил озабоченность по поводу растущего в области числа абортов: «В прошлом году, — отметил он. — У нас родилось 15000 малышей, а могло бы родиться 19000». Когда он перестанет врать нам и самому себе? Кому нужны эти 5000 не родившихся душ, если так цинично и легко у нас «убивают» уже родившихся, желанных и любимых детей? И к чему эти лицемерные призывы рожать патриотов, если их до такой степени не любит малая родина?
https://73online.ru/readnews/17133
Источник